Сапфировый волк - Валерия Горбачева

– Возьмите себя в руки, нам нужна Ваша помощь, – наконец я слышу отчетливый внятный голос. Оглядываясь, я вижу молодого человека, секунду назад трясущего меня за плечо, он уже подошел к Тамаре и показывает ей на меня. Я подхожу ближе.

– Наташенька, помоги, мне не вспомнить телефон Пети, – от жалобного дрожащего голоса Тамары Петровны я прихожу в себя. Петр – это сын Екатерины Андреевны, они живут вместе, поэтому его телефон – это и телефон Екатерины Андреевны. Выстроив таким образом логическую цепочку, я довольно быстро нахожу номер в своей записной книжке. Молодой парень опять звонит со своего мобильного. Странное, почти неуместное чувство благодарности к нему вдруг охватывает меня. Он сам разговаривает с Петром, объясняется с врачами из «скорой помощи», что-то ласково говорит Тамаре Петровне.

– Как Вас зовут, молодой человек? – мой голос почти не дрожит, мне кажется очень важным поблагодарить его, и, услышав «Алексей», я со всей возможной теплотой говорю, – спасибо Вам, Алеша.

Он внимательно смотрит на меня и понимающе кивает головой. «Скорая помощь» увозит Екатерину Андреевну, Тамара Петровна едет с ней. Мне нужно сообщить о случившемся директору и еще кому-нибудь. Родственникам уже позвонили.

Вечером дома у меня снова начинается нервная дрожь, но муж и мама реагируют очень быстро. Какие-то капли, маленькая таблетка, крепкий чай, и главное успокоительное средство – звонок из Москвы: у моих сыновей – студентов все хорошо. Выплакавшись домашним и поговорив с мальчишками, я понемногу прихожу в себя. Я уверена, что сегодня буду спать без сновидений.

Я не сплю совсем. Уже третью ночь я лежу без сна в своей кровати и просто смотрю в потолок. Сегодня были похороны. Я плохо помню все события этих дней. То ли бессонница сказывается, то ли сознание просто отказывается воспринимать все происходящее, но эти дни проходят как в тумане, или лучше сказать – как во сне. Хотя теперь я абсолютно точно знаю, что это не сон. Долгие ночные часы я потратила на то, чтобы попытаться отделить сон от реальности. Итак, рассуждала я, сейчас, лежа дома в своей кровати, я могу восстановить все события моей жизни. Что называется от детского садика до сегодняшнего дня. Я абсолютно точно знаю, что было вчера, позавчера и третьего дня. В логической цепочке событий нет перерывов и провалов. Совсем другое дело – самолет. Несмотря на то, что я помню все, связанное с ним, очень отчетливо, я совершенно не знаю, как очутилась в самолете, куда я лечу, с кем и какова цель моего путешествия. События полета и последующей катастрофы находятся в моем сознании как бы вне времени и пространства. Стало быть, это не реальность, это сон. И еще за эти долгие часы бессонницы я совершенно четко поняла, какой вопрос крутится все время в моей голове. Что происходит? То есть абсолютно точно что-то происходит или должно произойти, и я чувствую это.

На работе все подавлены и молчаливы. Наверное, так будет еще некоторое время. Потом время, которое все лечит, возьмет свое. И работа, которая не останавливается и требует такого же внимания и напряжения как всегда. Она затянет, отвлечет и успокоит. «Все проходит…". Я чувствую, как мысли становятся путанными, на голову наваливается приятная тяжесть, и у меня закрываются глаза. Наконец-то я засыпаю…

Солнечный луч пробивается сквозь закрытые веки и приятно мешает мне. Чуть повернув голову, я пытаюсь спрятаться от него, но получается плохо – ощущение такое, что вся комната залита светом. Я улыбаюсь и собираюсь открыть глаза, но резкая неожиданная мысль заставляет меня еще крепче зажмуриться. «Какое солнце утром в конце октября?! – на улице должно быть еще темно». Какое-то время я лежу, закрыв лицо руками – мне сильно мешает свет – и мечтаю о том, что я просто проспала на работу и уже давно день, пусть даже обеденное время, и теперь мне придется что-то объяснять на работе по поводу такого невероятного опоздания, или что сегодня, например, выходной и идти куда-либо не надо вовсе…, я придумываю еще что-то подобное, но все это не очень убедительно и я медленно открываю глаза.

Самолет. Кабина пилотов и яркое солнце, пробивающееся сквозь какие-то планшеты, загораживающие окна. У меня ощущение, что я просыпаюсь после тяжелого кошмарного сна – жутко болит голова, сохнут губы и в груди какой-то тяжелый комок, мешающий дышать. Через некоторое время я понимаю, что в кабине очень душно, и какой-то странный неприятный запах обволакивает меня. Отсюда нужно выбираться и как можно скорее – это опять как будто кто-то говорит мне со стороны – четко и внятно. Натянув на нос ворот свитера и стараясь смотреть только под ноги, я почти бегом проскакиваю салон, выпрыгиваю наружу и, опустившись на траву в стороне от смердящего самолета, долго вдыхаю свежий незнакомый воздух. Мои мысли просты и на удивление спокойны: «Нужно уходить, здесь меня не найдут, помощи ждать неоткуда. Нужно уходить». Так же спокойно и рассудительно я начинаю планировать свои дальнейшие действия. Нужно собрать какие-нибудь продукты и воду. Проверить сумки – может быть, у кого-то есть большой нож или еще лучше – пистолет, хорошо бы найти компас, не для того, чтобы знать куда идти, а для того, чтобы идти хотя бы прямо, все время в одном направлении. Нужна зажигалка и какая-нибудь шляпа или косынка, и рюкзак, чтобы все положить. Методично и не торопясь, я начинаю действовать. Я вновь просматриваю сумки, чемоданы, пакеты. Мне трудно дышать сквозь воротник свитера и поэтому периодически я выскакиваю на улицу, чтобы отдышаться и заодно просматриваю отобранные предметы, сортируя их по небольшим кучкам. С течением времени количество необходимых вещей растет: в моих «кучках» уже небольшая надувная подушка, бинокль, скромная аптечка (я беру только те лекарства, которые хорошо знаю), небольшая лопатка, моток веревки, мыло, ножницы. Пистолета нет, зато много ножей и зажигалок. При очередном взгляде на количество отобранных вещей, у меня начинается истерический смех. Уж очень это похоже на классическую ситуацию «Трое в лодке, не считая собаки». Придется перебирать все заново. День подходит к концу, и я начинаю торопиться – с рассветом я должна уйти, тратить еще один день на сборы я позволить себе не могу. Наступающие сумерки подгоняют меня. В рюкзак помещается немного: из еды только шоколад (из какой-то детской книжки я хорошо запомнила, что летчикам на случай катастрофы дают в неприкосновенный запас именно шоколад!) и несколько пачек сухого печенья. Воды в пластиковых бутылках у меня много и я решаю, что сначала соберу вещи (по минимуму!), а оставшееся место все займу водой (по максимуму, так как опять же из книжек знаю: самая опасная вещь – обезвоживание!). Два ножа, пять зажигалок (самых крутых, по моему мнению!), отличная кепка с «ушами», аптечка, мыло, перчатки, чья-то легкая куртка с множеством карманов, запасные носки и смена белья, уложенные в непромокаемый пакет, очень хочется взять запасной свитер, но я отдаю предпочтение веревке, нескольким газетам и туалетным принадлежностям с полотенцем. Делая вид, что не замечаю что делаю, запихиваю в карманы куртки зеркальце, пилочку для ногтей, щетку и другие женские мелочи. Завтра утром я уйду. Последнюю ночь в самолете мне опять придется провести в кабине, но теперь я выбиваю остатки стекла в одном из оконных проемов и оставляю только планшет. Свежий воздух проникает сквозь щели и удушье мне не грозит, а от насекомых у меня есть мазь. Кстати, надо положить ее в рюкзак.

Меня уже почти не удивляет, что, открыв глаза, я обнаруживаю себя в своей собственной комнате. Скорее я удивилась бы, оказавшись снова в самолете. Господи! Неужели даже к такому можно привыкнуть?! Просто невероятно…

Сегодня понедельник, выходных как будто и не было и снова надо идти в музей. Ничего не поделаешь, хотя дни, конечно же, будут тяжелыми. И вопрос не только в настроении, трудность заключается еще и в том, что кто-то должен будет принять на себя обязанности заведующего фондами. Кто? Отправляясь в это утро на работу я и предположить не могла, на пороге каких событий стоял наш музей и я вместе с ним.

Еженедельная планерка началась как обычно, хотя напряжение последних дней сказывалось, и обстановку никак нельзя было назвать непринужденной. Директор тусклым голосом кого-то ругал, заместители такими же тусклыми голосами отчитывались за прошедшую неделю.

– Что сделано по выставке в Риге? – директор спрашивает без должного интереса, но отвечают ему конечно же сразу.

– Списки работ готовы, подтверждение по страховочной стоимости пришло, как только будут точно известны сроки – начнем упаковывать картины, – это говорит Сан Саныч – заведующий оформительским отделом.

– Сроки известны давно, могли уже давно и начать, – в голосе директора появились раздраженные нотки, он явно нервничал.